"Скульптуры Сергея Карева, в условиях нынешнего - вновь поплывшего мира, отражают неожиданные формы этики, свежие фактуры, резонируя сферы как обыденного, так и запредельного. Эта скульптура новой формации соответствует актуальному чувству жизни, возникающему на пересечении, а точнее (в соответствии с формами этой пластики) на месте сплетения (хабов/узлов/распределительных центров) материалов, коммуникативных пучков и ассоциативных аур. Природно-физиологическое (кость, клюв, поедание), умозрительно-символическое (ритуал), техническое (орудие, механизм), этническо-магическое (талисман, тролль, бог) и прочие начала здесь равны и естественно сосуществуют в одном скульптурном «организме». Карев идет по пути, заключенному для лингвистов в самом слове ваять, которое связывают с вить (в том числе «лепить из глины») и сравнивают с древне-индийским váyati – «ткет», «плетет». То есть, он плетет формы вместе со значениями и, одновременно, заставляет их виться, после чего они кристаллизуются в статичные объекты. Одновременно эти скульптуры тленны: для автора «"поедание" также связано с ущербом, коррозией, разложением», равным образом, как важны «пересечения "поклонения" (обожествления) и "потребления" (поедания)». Значение у Карева никогда на завершено, из каждой точки оно устремляется по новым смысловым путям. Объекты скульптора, часто сочетающие органические и технические «реди-мейды», брутально осязаемы, но реальное звучание этих образов превосходит понятие 3D. Здесь можно говорить о том, что физический облик объекта дублируется «виртуальной» - смысловой скульптурой, сплетенной из узелков, складок, пересечений, резонансов и прочих семантических эффектов. Скульптор здесь, помимо знания традиционной кастовой технической алхимии общения с металлом и прочими субстанциями, еще и практикует антропологию, хай-тек дизайн, религоведение, социальную философию, шаманизм и т.д. Наиболее явственно через скульптуры Карева звучит этическая атракция нового антропологизма, столь влиятельного в современном чувствовании мира, окрашенном тревожной этикой, в которой есть риск, грань жуткого и прекрасного. Не случайно здесь возникает экзотический мотив тоеофагии — богоедства – связанного с древнейшими формами тотемизма. Конечно же, как ничто лучше подходит для этой скульптуры индустриальная руина Музея Cтрит-Арта".
Андрей Хлобыстин
